— Освободи квартиру к концу месяца, — Полина стояла в дверях квартиры, которая ещё вчера была их общим домом. — И дом в деревне тоже. — Ты с ума сошла? — Кирилл схватился за косяк. — Это мой дед! Моя квартира! — Был твой дед. Севастьян Игнатьевич думал о внучке, в отличие от тебя. — Не могу поверить! Дед не мог такого сделать! Мы же родная кровь! — Родная кровь? — Полина горько усмехнулась. — Когда ты последний раз его навещал? Когда звонил? Помнишь, как он просил тебя приехать в больницу? — Я был занят...

— …И я хочу поднять этот бокал за моего сына! За Всеволода! Мужчину, который всего добился сам! Голос Инессы Эдуардовны Смольниковой, моей свекрови, звенел натянутой струной в густом воздухе дорогого ресторана. Гости, чуть захмелевшие и расслабленные, послушно зааплодировали. Мой муж, Сева, смущенно улыбнулся. Его щеки тронул легкий румянец от вина и материнской похвалы. Он сидел во главе стола — именинник, центр этой маленькой вселенной. Его теплая рука лежала на моем колене. — Он всегда был таким, — продолжала Инесса Эдуардовна, обводя собравшихся властным взглядом хозяйки положения...