Утро того вторника начиналось как обычно — с тишины, от которой звенело в ушах. В нашей квартире последние полгода вообще было принято молчать. Андрей считал, что разговоры за завтраком отвлекают от мыслей о предстоящем рабочем дне, а я молчала, потому что боялась сказать что-то не то. Любое мое слово могло стать искрой, из которой разгорался скандал. Я поставила перед мужем тарелку с овсянкой. Сварила на воде, как он любит, добавила ровно пять орехов и ложку меда. Ни больше, ни меньше. Андрей не поднял глаз от планшета, лишь коротко кивнул...

Сентябрь в Сосновке в тот год выдался пронзительно красивым, словно природа пыталась извиниться за засушливое, тяжелое лето. Березы у палисадника стояли в золотых платьях, роняя листву на еще зеленую траву, а воздух по утрам звенел от прохлады, пахнущей антоновкой, прелой ботвой и дымком из печных труб. Для дачников это время поэзии, а для меня, Анны Сергеевны, — время подведения итогов каторжного труда. Мне шестьдесят два года. Пять из них я живу одна, похоронив мужа, Николая. Наш дом — добротный,...