— Вернёшь всё до копейки! — голос Марины Степановны звенел от ярости. — И не вздумай рот открывать перед сыном! Я стояла в прихожей, сжимая в руках ключи, и чувствовала, как по спине струится холодный пот. Свекровь нависала надо мной, тяжело дыша, её пальцы с облупившимся маникюром сжимали мою руку так крепко, что оставались белые следы. — Марина Степановна, о чём вы говорите? — я попыталась освободиться, но она держала железной хваткой. — Не притворяйся! — глаза её сверкали злостью. — Думаешь,...

Тамара Петровна жила не в квартире, а в музее собственной непогрешимости. В её «сталинке» с высокими потолками время словно застыло где-то в конце восьмидесятых, но это был не запах старости, а аромат консерватизма. Накрахмаленные салфетки на комоде, хрусталь в серванте, который мылся дважды в год со специальным раствором уксуса для блеска, и тяжелые бархатные портьеры, надежно защищающие её маленький идеальный мир от вульгарной уличной суеты. Она всегда несла себя по жизни с достоинством английской королевы, случайно оказавшейся в спальном районе российского областного центра...