Осенний воздух был холодным и тягучим, он обжигал легкие, словно тонкими иглами. Галина медленно подняла глаза, тяжело вздохнув. Во рту было сухо и горько, а в висках отдавался неприятный, навязчивый стук, напоминание о вчерашних излишествах. В животе предательски урчало, и всё существо просило просто лечь и не двигаться. Но покоя не было. Кто же ещё мог нарушить её утреннее уединение, как не Николай Иванович – их участковый, чья внушительная фигура перекрыла скудный свет осеннего солнца, отбросив на землю длинную тень...

Когда я перевела ту злосчастную сумму, рука дрожала, но в груди было тепло — чувство, будто делаю что-то нужное, человеческое, как раньше, когда добро само по себе было естественным. Мама позвонила рано утром: голос тихий, хриплый, просила денег на лекарства. В ее словах было столько растерянности и стыда, что у меня защемило сердце. Я не могла отказать. После смерти папы она совсем растерялась, да и жить ей оставалось на одну пенсию, едва-едва хватало на коммуналку. А у нас с Сергеем все ведь было хорошо — вроде бы...