- Что, нормального кофе нет? Только эта гадость? – спросила недовольная Алла Богдановна, - Я такое не пью. - Есть чай. Кофе только растворимый, потому что я его не очень люблю, а эту баночку мне подарила заказчица, я ей шила платье на свадьбу дочери. Я пью чай, мы с Клавдией Степановной сами собираем мяту, чабрец, липовый цвет. Хочешь? - Не хочу! – сердито насупилась мать, - «Клавдия Степановна»! С чего это ты так величаешь эту деревенскую корову? Клавка! Они же так здесь все общаются! «Томка, Клавка, Лариска, Машка»! - С чего это ты взяла? Никто здесь так не общается, не придумывай...

- Мама, ты что, какое замужество? - Михаил стоял посреди ее кухни, как столб, вросший в линолеум. - Какой еще Виктор? - Не смей так разговаривать со мной! - Клавдия Петровна выпрямилась у плиты, где помешивала солянку. - Я, между прочим, имею право на личную жизнь! - На что? - Андрей, младший сын, сидел за столом, вращая солонку, словно песочные часы, отмеряющие последние минуты семейного благополучия. - Мам, тебе шестьдесят лет. - И что? Она обернулась к ним, и в этот момент была похожа на разъяренную курицу-наседку, защищающую свое гнездо...