Майский дождь барабанил по подоконнику. Я прильнула к окну, разглядывая прохожих, спешащих под зонтами по своим делам. Последние полгода часто ловила себя на том, что рассматриваю чужие жизни, а не живу своей. Что-то сломалось между мной и Сергеем — муж все больше отдалялся, задерживался на работе, а домой приходил хмурый и неразговорчивый. В коридоре щелкнул замок — вернулся с работы. Раньше я бы кинулась встречать, обнимать, рассказывать, как прошел мой день. Теперь просто сидела у окна, ожидая, когда он сам зайдет в комнату...

Я стоял на ступенях райсуда и чувствовал, как внутри всё ликует. Наконец-то. Наконец-то я взял своё. Дом — тот самый, с резными наличниками и старой верандой, где мы с Олькой росли, — теперь мой. Только мой. Судья зачитал решение монотонно, будто диктовал список продуктов, а я едва сдерживал улыбку. Ольга сидела напротив, бледная, с красными глазами. Она даже не смотрела на меня. Просто уткнулась в платок и молчала. Пусть. Пусть поплачет. Я тоже когда-то плакал — когда родители при жизни всё ей отдавали: внимание, заботу, тёплые слова...