Утро начиналось как обычно. Словно кто-то заново прокручивал одну и ту же пленку с едва заметной царапиной. От этой царапины картинка чуть подрагивала, но в целом все было знакомо и почти привычно. Я стояла у плиты и переворачивала сырники. Румяные, с хрустящей корочкой, пахнущие ванилью. Максим всегда любил, когда я их готовлю. Раньше он подходил сзади, обнимал за талию и целовал в шею, выпрашивая самый первый, еще горячий. А я делала вид, что отталкиваю его, мол, мешаешь. Сейчас он сидел за кухонным столом, уткнувшись в экран телефона...

— Пап, эту коробку куда? — Полина подцепила ногтем крышку, и по комнате пошёл терпкий запах нафталина и старой бумаги. — К окну поставь, — ответил Олег, не поднимая головы. Он сидел на табурете, держал в руках мамино пальто и гладил подкладку, как кота. — Потом разберём. Три дня назад они похоронили Ларису Сергеевну, и теперь всё в доме напоминало о ней: платок на спинке стула, чашка с помадным следом, записка на холодильнике «Купить гречку». Полина открыла коробку с пометкой «Архив». Внутри — папки, конверты, старые квитанции...