Утро выдалось каким-то серым, выцветшим, будто кто-то украл все краски еще до рассвета. Я проснулась не от будильника, а от тишины. Знаете, бывает такая тишина, которая давит на уши сильнее любого крика. Она густая, вязкая, и в ней всегда прячется беда. Я лежала, глядя в потолок, и чувствовала, как сердце начинает биться где-то в горле. Интуиция — страшная вещь, она никогда не спрашивает разрешения, просто ставит перед фактом: сегодня все изменится. Я спустила ноги на пол. Ламинат обжег ступни холодом, но я даже не поежилась...

— Всё! С меня хватит! Устал я быть для тебя сиделкой! Надоела болеющая жена! — голос Олега сорвался на фальцет, неестественно звонкий в душной, пропахшей лекарствами спальне. Он в сердцах швырнул на пол скомканную рубашку, которую секунду назад пытался аккуратно, «по-мужски», сложить в чемодан. Ткань жалобно шлепнулась о ламинат, словно подбитая птица. — Я мужик, Лена! Мне сорок восемь лет, я жить хочу! А не судно выносить и пролежни обрабатывать! — он метался по комнате, хватая с полок свои вещи: зарядку для телефона, флакон одеколона, стопку носков...