Поезд дернулся, и тонкий стакан в подстаканнике звякнул о ложечку. Я закрыла глаза и попыталась поймать ровный ритм колес, как будто это не железо по рельсам, а море, перекатывающееся у самого берега. Хотелось уснуть — просто уснуть, без мыслей, без планов, без лишних слов. Но слова лились через тонкую перегородку купе, как вода из неисправного крана. — Танюша, ну это же надо, представляешь, двоюродный брат снова женится! — смеялась одна. — Пятый раз, Лён, — отозвалась вторая, и хлопнула дверь тамбура так, что дернулся весь вагон...

София стояла у большого окна в гостиной, пальцы ее мягко обнимали теплую фарфоровую чашку. За стеклом, словно затянутым легкой дымкой, кружился в медленном, задумчивом танце осенний дождь. Каждая капля, стекающая по гладкой поверхности, была похожа на тихую, затаенную грусть, которую она так долго и так тщательно хранила глубоко внутри, не позволяя ей пролиться наружу и стать частью этого хмурого дня. Ей сейчас было двадцать восемь лет, и каждое утро, начиная с того самого дня, когда ей исполнилось...