Так, Андрей Платонов. Ну, понятно, что это самый странный, может быть, писатель в русской литературе двадцатого века. Его творчество — это загадка для читателя: «Как вообще относиться к этим текстам?» Потому что, если честно, то не сразу понимаешь — он про-советский или антисоветский? На первый взгляд, кажется, что ответ очевиден, но чем глубже погружаешься в его тексты, тем сложнее становится. Вот возьмем, например, его ключевые произведения, такие как Чевенгур или Котлован. Они вроде бы гимн...

Вопрос о принципиальной возможности новизны в литературе — один из краеугольных. Так вот Платонов — новатор безусловный. Он создал язык, которого не было до него и не будет после. Язык архаичный и технический, наивный и пронзительный одновременно. Его фразы узнаются с первых слов. Платонов взял советский, бюрократический новояз и напитал его метафизическим смыслом. Его фразы кажутся «неправильными», но в них слышен голос не системы, а живой души, спотыкающейся о слова. Это язык отчаяния и надежды, язык предельной искренности — как у ребенка или у пророка...