Тишина в дежурной комнате была густой, как наркоз, и так же приятно оглушала. Антон Викторович, дежурный хирург, погружался в нее, как в пучину, позволяя усталости вымыть из мышц напряжение последней шестичасовой операции. Его веки тяжелели, сознание уплывало в безмятежную пустоту, где не было ни криков, ни стонов, ни назойливого писка аппаратуры. Эту хрупкую идиллию разорвал резкий, пронзительный звук, донесшийся из приёмного покоя. Не крик, не стон, а что-то среднее — взвизгивание, перешедшее в отчаянный спор...

Онемевшими пальцами я провёл по холодному стеклу пивной кружки, стирая конденсат, чтобы снова увидеть её. Чтобы снова удостовериться, что это не мираж, порождённый больным воображением и дешёвым стаутом. Но картина не менялась. Она была там. Моя Алиса. Та, что через месяц должна была надеть белое платье и сказать мне «да» перед лицом Бога, родственников и сотрудников ЗАГСа. Она зажигала в центре танцпола, запрокинув голову, а её длинные волосы, цвета спелой пшеницы, развевались под ритмичные удары басов, словно живые...