Сентябрь в Сосновке в тот год выдался пронзительно красивым, словно природа пыталась извиниться за засушливое, тяжелое лето. Березы у палисадника стояли в золотых платьях, роняя листву на еще зеленую траву, а воздух по утрам звенел от прохлады, пахнущей антоновкой, прелой ботвой и дымком из печных труб. Для дачников это время поэзии, а для меня, Анны Сергеевны, — время подведения итогов каторжного труда. Мне шестьдесят два года. Пять из них я живу одна, похоронив мужа, Николая. Наш дом — добротный,...

— Алло, Вадим? Я на парковке. Место сто четыре пустое. У тебя есть какое-то разумное объяснение, или мне сразу звонить в полицию и заявлять об угоне? — голос Елены звучал пугающе ровно, хотя внутри у неё всё вибрировало от адреналина. Она смотрела на масляное пятно на бетоне, единственное, что осталось от её белой «Тойоты», и отказывалась верить глазам. В трубке послышалось шуршание, потом чавканье, словно муж дожёвывал бутерброд, и только затем раздался его безмятежный голос: — Лен, ну чего ты сразу про полицию? Никакого угона нет...