«Когда открыли завещание, я не сразу поняла, что это было — ошибка или удар в спину…» Дом наполнился тишиной сразу после ухода последних поминальных гостей. Как это часто бывает, опустевшие комнаты загудели в голове глухим эхом — не столько от звуков, сколько от внезапной пустоты. Словно кто-то снял старую шаль с плеч, и ей стало зябко — не телу, а душе. Мария Тимофеевна стояла в прихожей, прислонившись к дверному косяку, как к берёзе на родительском кладбище, и смотрела на свои руки. Они пахли укропом и холодцом...

После прощания с мамой прошла неделя. Неделя, которую я провела в странном оцепенении — вроде бы понимала, что нужно жить дальше, но не знала как. Мне предстояло навести порядок в ее квартире, но рука не поднималась даже сдвинуть что-либо с места. В коридоре стоял запах маминых духов, на кухне лежали ее очки, в спальне висело платье, которое она купила на нашу с мужем годовщину, но так и не успела надеть. Казалось, даже обои впитали ее запах. Больше всего я боялась, что когда-нибудь он исчезнет… Дома Игорь ходил на цыпочках, говорил шепотом, готовил завтраки, которые я не ела...