Я с утра хожу по кухне, как заведённая. Плита шипит, духовка дышит жаром, на столешнице — гора нарезанных овощей, зелень в стакане, как маленький букет. От маринованного мяса тянет пряным чесноком, на весь подъезд, наверное. Слышно, как в комнате тикают часы, а у меня руки дрожат, когда поливаю торт глазурью. Сорок тысяч. Все мои сбережения за последний год. Каждая смена, каждый выходной, который я добровольно проводила не с Андреем, а на работе, сейчас стоит вот здесь — в хрустящих салатах, в запечённом мясе, в корзинке с фруктами, в этом нелепо торжественном торте с белыми розочками...

Если бы существовали олимпийские игры по умению закатывать глаза, тяжело вздыхать и создавать атмосферу надвигающегося апокалипсиса из-за невымытой кружки, моя свекровь, Галина Петровна, брала бы золото каждый год. Без допинг-контроля и квалификации. Она сидела за своим лакированным столом, словно королева в изгнании, и медленно помешивала чай серебряной ложечкой. Звон металла о тонкий фарфор в тишине нашей маленькой кухни казался мне ударами молотка судьи, выносящего очередной приговор. За окном...