— Лиза, ты вообще соображаешь, что говоришь? — Валерия Никитична выпрямилась на стуле и смерила невестку тяжёлым взглядом. — Ты хочешь, чтобы я в мои пятьдесят восемь лет одна весь стол к празднику готовила? Лиза устало опустилась на диван. Девятнадцатое декабря, восемь вечера, она только с работы. В магазине перед Новым годом такой поток покупателей, что к концу смены язык не поворачивается. А тут свекровь уже два часа сидит и обсуждает планы на праздник. — Валерия Никитична, я не это имела в виду, — Лиза попыталась сохранить спокойствие...

В палате роддома №4 пахло хлоркой, кипяченым молоком и тревогой. Елизавета Петровна Корнилова стояла посреди комнаты как монумент самой себе — в дорогом кашемировом пальто, несмотря на духоту, с идеально уложенной прической и поджатыми губами. Она держала сверток с младенцем на вытянутых руках, словно это была не живая душа, а мешок с чем-то дурно пахнущим. — Ну и что это? — ее голос, холодный и скрипучий, разрезал тишину. Анна, бледная, с темными кругами под глазами после тяжелых двенадцатичасовых родов, сидела на краю высокой больничной койки...