Обмотанная настенным ковриком с лебедями, который спадал на плечи, с грязными голыми ногами из-под платья, такими худыми, что коленки казались огромными, как набалдашники, она казалась маленькой старухой. Брела за двуколкой. Калоши спадали от налипшей грязи. Темно. Нигде ни души, страшно. Только двуколка поскрипывает и хлюпает по вязкой жиже лошадка.  И они бредут в молчании. И вдруг кричащий шепот: – Тикай, бабоньки, тикай! Посмотрела она на повозку и взгляд Зои Ивановны встретила, прощальный взгляд...

Виктор стоял в прихожей, нервно поправляя шарф перед зеркалом. Он выглядел слишком нарядно для обычной встречи с друзьями: свежая рубашка, от которой пахло не моим стиральным порошком, а чем-то новым и дорогим, тщательно выбритые щеки и этот бегающий взгляд. — Вить, а деньги? — тихо спросила я, прислонившись к косяку кухонной двери. — Завтра Новый год. Твои родители приедут, мои... Ты обещал зарплату принести. Муж резко обернулся, словно я ударила его в спину. На его лице мелькнуло раздражение, смешанное с брезгливостью...