Первая ночь в пути ознаменовалась происшествием, которое вырвало меня из сна и погрузило в состояние тревожной неопределенности. Сквозь дремоту я уловила странное, почти невесомое ощущение: кто-то осторожно вел рукой по моей ноге. Движение было плавным, лишенным какой-либо агрессии – пальцы медленно, почти вопросительно, скользили от лодыжки вверх по икре. Это не было грубым или собственническим прикосновением; скорее, оно походило на робкую, почти извиняющуюся ласку, словно человек сам не был уверен в своих действиях...

«Ужас предстоящей смерти увеличивали жалостные вопли жён, стоны и раздирающие вопли умирающих поражали громаду несчастных»; когда стрельца отрывали от родных и вели к месту казни, «рыдания и вопли женщин увеличивались», жёны оплакивали осуждённых, причитая: «Для чего тебя так скоро отнимают у меня? Зачем покидаешь меня? И в последний раз поцеловать нельзя? Не дают попрощаться с тобой в последний раз» - так описывал происходящее австрийский посол. Громче всех плакала молодая жена стрельца в богатом платье, но свеча ее мужа уже погасла и лежала на земле...