— Туалеты здесь моешь? — с усмешкой бросила Виктория, останавливаясь у моего стола, и ее голос, громкий и нарочитый, разлился по офисному пространству, заставив на мгновение замереть даже стук клавиатур. Она стояла передо мной в обтягивающем кремовом платье, которое идеально сидело на ее фигуре, с безупречным макияжем и укладкой, будто только что сошла со страниц глянцевого журнала о жизни богатых и прекрасных. В ее тонких пальцах, украшенных массивным бриллиантовым кольцом, беззаботно болталась кожаная сумка дорогой марки, а взгляд был наполнен привычным для нее холодным высокомерием...

Анатолий сидел, вжавшись в холодный пластик больничного стула, и весь мир сузился до размеров этого бездушного коридора, выкрашенного в унылый салатовый цвет. Его крупные, привыкшие к клавиатуре пальцы, бессильно обхватывали голову, скрывая лицо, мокрое от слёз. За матовым стеклом палаты номер семь, в голубоватом свете медицинских приборов, лежала его дочь — маленькая, хрупкая Машенька. Ей было всего семь, а казалось — все девяносто. Её худенькое тельце почти терялось в больничной кровати, лицо было прозрачно-фарфоровым, а ресницы, тёмные и длинные, как у матери, неподвижно лежали на щеках...