— Нат, ты прости меня, ради бога! Ничего не надо по дому делать, мы со всем справимся сами! И посуду мыть будем по графику, и пыль протирать. И полы даже! Ты готовь только — тут без тебя никак. Я недавно картошку пожарить пытался… Внуки ею со слезами на глазах давились… Нат, мы тебя ценить будем. Вот честное слово! Ты только береги себя, пожалуйста! *** Будильник прозвенел ровно в шесть. Наталья Ивановна открыла глаза не сразу. Она лежала, слушая, как гулко стучит собственное сердце, и пыталась уговорить своё тело проснуться...

Татьяна Ивановна замерла с полотенцем в руках. Вода ещё тихо капала с волос на линолеум, оставляя неровные тёмные круги. Из комнаты доносился хриплый, надломленный от крика голос зятя. — Это моя квартира, я её купил! А ты здесь никто! — кричал он, захлёбываясь злостью. — Никто, слышишь? Дочь молча смотрела в пол. Это молчание резало по сердцу больнее любых слов. Татьяна машинально сжала в руках полотенце так сильно, что суставы побелели. Десять лет. Десять лет она выплачивала ипотеку за эту «трешку», во всём себе отказывая, в старом пальто ходила, чтобы молодые жили в комфорте...