Обещание, данное умирающей подруге, тяжелее любого креста. Особенно когда на дворе июнь 1941-го, а в твоих собственных двадцать три года нет ни кола ни двора. Но глядя в мутные глаза Марфы и слыша за спиной сдержанный всхлип её детей, Анфиса поняла: назад дороги нет. Её слово теперь — закон, который ей предстоит нести через всю войну. Шёл июнь 1941-го, но в избе Марфы Каретниковой от неподвижного, густого воздуха казалось, что время остановилось. Запах болезни — смесь сухих трав, варёной картошки и чего-то тяжёлого, приторного — въелся в бревенчатые стены...

Марина вытерла со лба пот и присела на ступеньки подъезда. Ноги гудели после двенадцатичасовой смены официанткой. Вторая работа — уборщицей в офисном центре — начиналась через три часа. Успеть бы поесть и немного отдохнуть. Так продолжалось уже десять лет. Десять бесконечных лет работы на износ. Две, а иногда три работы одновременно. Завтраки на бегу, обеды из дешёвых продуктов, отсутствие отпусков и выходных. Но у всего этого была цель. Важная, осязаемая цель. Собственная квартира. Марина копила каждую заработанную копейку...