Ольга сидела на краю старенького, продавленного дивана и осторожно, словно боясь спугнуть чудо, гладила свой округлившийся живот. Четвертый месяц. Внутри, в таинственной глубине, билась новая жизнь — крошечное существо, которое она и Максим так долго, так мучительно ждали. Три года бесконечных походов по врачам районной поликлиники, где равнодушные гинекологи лишь разводили руками, три года слёз в подушку, когда приходили очередные "критические дни", три года отчаяния и робкой, почти угасающей надежды...

Сергей молча ковырялся в миске с остывающим борщом, стараясь утопить взгляд в густой алой глубине, где тонула ложка сметаны. Воздух на кухне, обычно пахнущий свежим хлебом, был сегодня густым и тяжёлым. — Сереженька, ну скажи хоть что-нибудь. Хоть слово. Я же не враг тебе, — голос Анны Ивановны дрогнул, и она присела напротив, положив на стол руки, испещренные тонкой сетью прожилок, похожих на старые карты забытых дорог. — Лизка — золото, а не девушка. Учительница, душа светлая, руки золотые. И ко мне, старухе, как родная...