Январь 1942 года вымораживал душу. Не тот крепкий, искристый январский морозец её детства, что звенел под полозьями саней, а промозглый, сырой, пропитанный гарью и безнадёгой. Анна шла по знакомой дороге, и ноги вносили её вперёд сами, будто тело, отвыкшее от покоя, не могло остановиться. Она шла домой. Это слово билось в висках. Домой, где пахнет щами и тёплым хлебом, где отец скажет: «Ну что, дочка?», а мать обнимет... Там, где должен быть её мир, Анна увидела плоский, чёрно-серый простор. Как гнилой зуб на белой десне земли...

Галина Петровна проснулась в то утро с ощущением надвигающейся бури, хотя синоптики обещали ясное небо и полный штиль. Это было то самое материнское чувство, которое начинает ныть где-то под ложечкой, когда жизнь готовится сделать крутой поворот. Сегодня Игорь, её единственный, её гордость, её Игорек, должен был привести в дом невесту. К этому дню Галина готовилась как к генеральному сражению. Хрусталь в серванте был натерт до такого блеска, что в нем можно было увидеть свое отражение и пересчитать морщинки...