Сходила тут на свидание. Писали-писали письма, решила посмотреть, что за писатель. Приезжаю в гости. Накрашенная, с укладкой. Дом еле нашла. Стоит в тени свечка. Где-то во глубине сибирских руд. Навигатор сбился с пути за километр до дома. Но нашла. В подъезде пахнет ипподромом: корвалолом и конюшней. Лифт не работает. Живет на шестом. Ладно, дошла. Звоню. Слышу: где-то внутри замок щелкает. Потом второй. Третий. Стою. Накрашенная, с укладкой. На шпильках. На броне замки загрохотали. Открывает. Костюм надел, в костюме открывал...

Ирина сжала её руку, и Соня обернулась, слабо улыбнулась. В этой улыбке было столько доверия, что Ирине стало одновременно тепло и страшно. Она не могла подвести дочь. Не могла показать, как сильно боится этой встречи с бабушкой. Антонина Фёдоровна жила в старом доме в центре города, в одной из тех пятиэтажек, которые строили ещё при первых послевоенных пятилетках. Дом видел многое — радость победы, надежды, оттепель, застой поздних лет, распад страны, лихие годы перестройки. Стены помнили поколения жильцов, их смех и слёзы, рождения и смерти...