— Мама, это не твой сын! — прошептала медсестра, заслоняя собой окровавленные пелёнки. Клавдия не услышала. Она не слышала ни криков акушерки, ни скрипа дверей, ни даже собственного стонов. В её ушах гудел только один звук – ледяной голос матери, бросивший ей в спину перед уходом: «Сгинь, позорница. Чтоб духу твоего не было». И теперь, когда боль родов разрывала тело, а в глазах плясали чёрные пятна, она понимала – сгинуть действительно некуда. Кроме этой ветхой избы на краю деревни, где жила та, что когда-то спасла её мать...

Катин мир пах яблоками и мелиссой. Этот аромат въелся в старые деревянные стены дома, оставшегося ей от бабушки, и стал запахом её собственного счастья. Для Кати этот дом был не просто строением из бруса и кирпича, а живым существом, хранителем её детства, её девичьих грез и теперь — её семейного очага. Каждая половица помнила топот её маленьких ножек, а старая яблоня под окном, казалось, до сих пор шептала ей сказки, которые когда-то рассказывала бабушка. Она вложила в этот дом всю свою душу, превратив его в уютное гнездышко, где каждая вещь стояла на своем месте, согретая её теплом и заботой...