Яков Михайлович, рассеянно озираясь по сторонам, бродил по толкучке. Искал что–то? Для дома, для семьи? Нет. Просто любил ходить среди людей, следить за тем, как они, торгуясь, продают своё прошлое. Люстры, тарелки, пиджаки, стоптанные туфли, сумки с потрескавшимися ручками, фикусы в горшках, какие–то украшения, часы на кожаных ремешках, открытки «Привет с юга», некоторые даже с надписями от родственников; ножи и портсигары, чашки, чьих краев, возможно, касались когда–то милые, пухлые губки, платья, в которых встречались, целовались и танцевали, чувствуя объятия любимых рук...

— Да пошла ты к чертям со своей матушкой! — рявкнула Полина, резко обернувшись от плиты, где что-то шипело и булькало. — Вот знай, милый, я вам не прислуга! И менять памперсы твоей мамочке и кормить из ложки не буду! У неё есть дочь! Яков замер у порога с пакетом лекарств в руках. Только что думал, как бы аккуратнее сказать жене, что мать опять плохо себя чувствует и, может быть, Полина... Но она, видимо, и так всё поняла по его виду. — Полинка, ну что ты так сразу... — начал он примирительно, но...