— Я здесь потому что мне негде жить! — голос Сверови дрожал, но в нём звучало обвинение. В комнате повисла тишина. Старые обои отслаивались от стен, лампа на потолке мерцала. За окном — вечер, грязный снег, редкие машины. Шура смотрела на него в упор. Она не знала, что сказать. Хотела прижать его, утешить, но слова застряли. — Я не прошу много, — продолжил он, — просто угол. На пару дней. — Ты знаешь, мне сейчас сложно... — Шура пыталась говорить спокойно, но чувствовала, как закипает. — Ты появляешься раз в полгода, исчезаешь, потом снова просишь...

Я мыла тарелки, пытаясь сосредоточиться на теплой воде и мягком шорохе губки. Вода стекала по моим пальцам, тёплая, почти успокаивающая, но внутри всё было натянуто, как струна. Я слышала её шаги. Лёгкие, размеренные, те самые, которые за последние два месяца стали фоновым шумом моей жизни. — Юля, я тут решила приготовить на ужин гуляш, — голос Валентины Павловны был ровным, почти небрежным, как будто она не замечала, как напряглась моя спина. — Саша его любит. Я почувствовала, как внутри всё сжалось...