Я всё соврал. У вас обычные глаза, И голос ваш такой же как у многих, Я врал, что всё хотел вернуть назад, Сплетая воедино две дороги. И ваши безмятежные черты Ничуть меня не душат среди ночи. Да и в объятьях ваших глубины, Мне кажется, не больше, чем у прочих...

— Сволочь! Сволочь такая! — голос Веры разрывал тишину кухни пополам. Кружка с недопитым кофе полетела в стену. Осколки фарфора рассыпались по линолеуму, как белые слезы. А она стояла посреди этого хаоса — сорокапятилетняя женщина в застиранном халате, с растрепанными волосами и глазами, полными такой ярости, что воздух вокруг, казалось, потрескивает. — Двадцать три года! — кричала она в пустоту. — Двадцать три года я терпела тебя! Соседи за стеной постучали — мол, потише там. Но Вера только громче завопила: — А теперь — молчать? Теперь — стерпеть? На кухонном столе лежала распечатка из банка...