Когда Геннадий стоял в прихожей, застегивая свой новый, купленный специально для «новой жизни» кожаный чемодан, он выглядел как человек, только что выигравший в лотерею, но боящийся в этом признаться налоговой. Он суетился, прятал глаза, но в уголках его рта то и дело проскальзывала самодовольная ухмылка. Это была улыбка победителя, который уверен, что обманул саму судьбу. — Ты, Надя, не обижайся, — бубнил он, проверяя, не забыл ли любимый одеколон, подаренный ему на юбилей этой самой «музой», что ждала его за порогом...

Татьяна Ивановна замерла с полотенцем в руках. Вода ещё тихо капала с волос на линолеум, оставляя неровные тёмные круги. Из комнаты доносился хриплый, надломленный от крика голос зятя. — Это моя квартира, я её купил! А ты здесь никто! — кричал он, захлёбываясь злостью. — Никто, слышишь? Дочь молча смотрела в пол. Это молчание резало по сердцу больнее любых слов. Татьяна машинально сжала в руках полотенце так сильно, что суставы побелели. Десять лет. Десять лет она выплачивала ипотеку за эту «трешку», во всём себе отказывая, в старом пальто ходила, чтобы молодые жили в комфорте...