Марина почувствовала неладное еще в прихожей. В квартире пахло чем-то сладким, приторным — дешевыми духами «Красная Москва», которые так любила свекровь, и сгоревшим сахаром. Но дело было даже не в запахе. В воздухе висело то самое липкое ощущение чужого присутствия, которое возникает, когда в твоих вещах кто-то рылся. Она сняла пальто, аккуратно повесила его на плечики — привычка к порядку была у нее в крови, в отличие от остальных обитателей этой квартиры, — и прошла в спальню. Дверь была приоткрыта...

— Ты пригласил свою маму пожить у нас недельку, а она уже третий месяц переставляет мебель и учит меня варить борщ в моем собственном доме! Егор, я чувствую себя гостьей в своей квартире! Или она съезжает сегодня, или я подаю на развод! Евгения произнесла это негромко, наклонившись к самому уху мужа, сидевшего в массивном игровом кресле. Её голос был сухим и шершавым, как наждачная бумага. Никакого крика, никакой истерики — только холодная констатация факта, от которой у нормального человека должны были бы пойти мурашки по коже...