Ночь. Улица. Фонарь. Аптека. Всё как в стихотворении. Ася, прихрамывая, поднялась на ступеньку, открыла стеклянную дверь. Полутемный зал тут же озарился ярким светом, из–за столика у дверей вышел охранник, до этого смотрящий на экране своего смартфона футбольный матч. За чистенькими, тоже стеклянными, как и дверь, витринами замаячила дожёвывающая бутерброд фармацевт. — Доброй ночи, — вяло кивнула Ася охраннику, доковыляла до окошка и хрипло сказала: — Эластичный бинт, обезболивающее и яду. Лицо женщины–фармацевта, Тамары, судя по бейджику, вытянулось...

Я молча терпела боль в стёртых ладонях и помогала Елизавете укладывать на сеновал душистое сено. Было немного за полдень, от нагретой крыши сарая поднималось вверх жаркое марево. Пантелей Семёнович помог нам немного, но потом заспешил – у него ещё работа была. Елизавета проводила его до калитки, а я только и смогла, что помахать рукой, сидя на чурбаке у сеновала. Думать ни о чём не хотелось, я чувствовала себя такой усталой от этой своей жизни, и от вечных оправданий, которые я себе всегда находила, от той новой реальности, которую я сама себе придумала и рассказывала всем раньше...