— Мариш, ну ты чего? Всего на один вечер. Юбилей у брата, двадцать пять лет, дата-то какая! Стас лежал на диване, расслабленно закинув ноги на мягкий подлокотник, и листал ленту в телефоне. Его голос звучал лениво и буднично, будто он просил её заказать пиццу на ужин, а не отдать ключи от святая святых — родительской дачи. Марина замерла посреди кухни, окружённая бумажными пакетами с продуктами. Контраст между его развалившейся позой и её напряжённой, прямой спиной был разительным. Она медленно повернула голову, и её взгляд, холодный и острый, впился в него...

В конверте было пять правил. Бумага плотная, как открытка: лощёная, белая, пахнущая чужими духами. Имя адресата — «Для Алины» — выведено аккуратным, твердым почерком, с таким горделивым росчерком в конце, будто подпись уже сама по себе была аргументом. Алина держала это в руках — тонкий прямоугольник, весомый как приговор, — и думала о том, что утро начиналось с ванильного аромата блинчиков и тихого стука дождя, а стало каким‑то слишком важным. — Возьми, доченька, — сказала Галина Ивановна, не сняв плаща...