— Мама, ну ты сама подумай! Включи логику, а не эмоции! Тебе одной шестьдесят квадратных метров зачем? В футбол играть? — голос Леночки звенел на высоких, истеричных нотах. Она нервно ходила по моей гостиной, цокая каблуками по паркету, который мы с моим покойным мужем, Витей, укладывали тридцать лет назад. Каждый шаг дочери отзывался во мне глухой болью, словно она топтала не дерево, а мою память. — А мы вчетвером в «двушке» толкаемся, как сельди в бочке! — продолжала она, всплескивая руками. — Димка уроки на кухне делает, под шум вытяжки...

Когда дочь впервые произнесла это вслух, я даже не сразу поняла смысл. Слова прозвучали, как что-то инородное в нашей уютной кухне, пахнущей свежезаваренным чаем с мелиссой. — Мама, ну… разменяй «трешку», — Лена смотрела на меня широко раскрытыми глазами, в которых плескался животный страх, — мы с Сашей всё вернём. Это временно. Ты же знаешь, он исправится. Слово «разменяй» долго и глухо отдавалось в голове, как удар молота. Мою «трешку». Ту самую, которую мы с покойным мужем двадцать лет выплачивали, отказывая себе во всём...