Марине было двадцать семь. Она жила одна в съемной квартире на севере Москвы, работала фриланс-иллюстратором, рисовала для детских книг и технических брошюр, иногда для рекламных агентств — когда поджимали сроки и бюджет. У нее была ровная, выстроенная жизнь, в которой все держалось на личных правилах: не лезть в прошлое, не трогать мать, не открывать старые фотоальбомы. С родней она почти не общалась. Уехала из дома сразу после школы — поступила, осталась, и так и не вернулась. Все, что связывало ее с детством, было где-то далеко — в приглушенных воспоминаниях, которые лучше не вытаскивать...

Я купила маме загородный дом, перевезла ее туда с вещами. А там свекровь уже вовсю хозяйничает, и даже замки сменила. Сынуля сказал, что этот дом я могу забрать себе. Так что убирайтесь, а то полицию вызову. Заорала она, когда мы вошли в дом. Но от моих ответных действий она ужаснулась. Елена никогда не считала себя сентиментальной особой, но когда увидела, как мать с трудом поднимается по ступенькам подъезда, сердце жалось от боли. Врачи в один голос твердили...