Виктор Ильич, только что сложивший свой скудной вечерний улов в плетеную корзинку и направлявшийся по узкой тропинке к своему убогому вагончику, замер на месте, будто в него ударила молния. Ему не показалось. Из речной мглы, густой и непроглядной, снова донесся тот же звук — не крик, а предсмертный стон, полный такого животного ужаса, что по спине мурашки побежали сами собой. Кричала женщина. Вой ветра в кронах старых сосен яростно рвал и кромсал звуки ее голоса, но разобрать отдельные слова было можно...

Я всегда думала, что тишина — лучшая подруга семейного счастья. Тихие вечера, тихий чай, тихие разговоры о списке продуктов на завтра. Тишина, в которой даже шепот кажется лишним. Может быть, именно поэтому я сперва ничего не услышала — ни как шитые белыми нитками сомнения ползут в наш дом, ни как под нашей кроватью шуршит чужая, чужая воля. Я услышала только один звук — глухой, равнодушный, как у колокольчика с перебитым язычком: бз-з-з-з. Это был телефон Сергея. Он оставил его на кухонном столе рядом с хлебницей и ушёл в душ...