Пока на веранде разворачивалась эта сцена, за калиткой, на пыльной проселочной дороге, стояли у машины Марина и Павел Константинович. Воздух здесь был свежим, пахло полынью и нагретым асфальтом. Марина, прислонившись лбом к прохладному стеклу автомобиля, пыталась сдержать подступающие слезы. — Ну, полно тебе, героическая наша, — голос Павла Константиновича звучал мягко и утешительно. Он достал из кармана клетчатой рубахи чистый, отглаженный платок и протянул ей, — вот, протри глазки. На Людмилку не обижайся...

Вечер пятницы пах средиземноморскими травами, чесноком и безмятежностью. Именно ради этих моментов я и работала сутками. Вот оно, мое заслуженное счастье: тесная кухня в свете подвесной лампы, Марк, засучив рукава, с азартом помешивает соус в сотейнике, а я нарезаю теплый хлеб. Мы болтали о пустяках, строили планы на выходные. В воздухе висела та самая уютная, зыбкая тишина, которая бывает только между двумя людьми, понимающими друг друга без слов. — Я в субботу хочу проспать до одиннадцати, как в студенчестве, — мечтательно сказала я, отламывая хрустящую корочку...