Тишина возникла не сразу. Сначала были хлопки, затем скрежет, потом металлический лязг, будто кто-то со всей силы бросил стальной шкаф на бетонный пол. И только потом — густая, вязкая тишина, в которой слышалось лишь тяжелое дыхание Виктора и бешеный стук его сердца. — Кажется, сломал, — прошептал он, разглядывая свои руки. На правой руке наливался багровый синяк. Виктор был заперт в лифте девятиэтажки на окраине города — той самой, где он прожил последние тридцать семь лет своей жизни. Старый советский лифт с облупившейся зеленой краской и исцарапанными стенами...

Я очнулся в темноте, абсолютной темноте. Ни единого проблеска света. Глаза, как ни странно, сразу же привыкли. Стали проявляться причудливые фигуры и образы, но они были всего лишь фантазией и желанием увидеть в кромешной тьме хоть что-то. Помимо отсутствия света, мои чувства лишились еще одного. Место, в котором я находился, не отражало звука и не создавало эхо. Я ощущал, как по моим венам текла кровь, как она пульсировала под давлением, создаваемым сердцем. Это сводило с ума... Внутренний голос тоже изменился...