В палате роддома №4 пахло хлоркой, кипяченым молоком и тревогой. Елизавета Петровна Корнилова стояла посреди комнаты как монумент самой себе — в дорогом кашемировом пальто, несмотря на духоту, с идеально уложенной прической и поджатыми губами. Она держала сверток с младенцем на вытянутых руках, словно это была не живая душа, а мешок с чем-то дурно пахнущим. — Ну и что это? — ее голос, холодный и скрипучий, разрезал тишину. Анна, бледная, с темными кругами под глазами после тяжелых двенадцатичасовых родов, сидела на краю высокой больничной койки...

1946 год Отец злился и ходил из угла в угол. - Вот сажи на милость, Лизок... Отличница в школе, в институте, везде в первых рядах, съезды, слёты, собрания и общественные дела... Да мы с матерью только и дышим над тобой, и все это ты меняешь на что? - На что, папа? - упрямо посмотрела на него дочь. - На колхоз! Уму непостижимо! - Ну отчего же? Нет бы порадоваться за меня, что в свои 27 лет я стала председателем! - А чему мне радоваться? Что ты променяешь работу в исполкоме на жизнь в деревне?...