Эля была до того страшной и жалкой, что родители её бросили - об этом все знали в нашем дворе. О чём говорить, если даже родная бабка относилась к ней со странной любовью: бывало, усадит шестилетнюю Эльку у окна, а занимали они первый этаж, и начинает расчёсывать волосы, приговаривая: "Бедная ты девочка, некрасивая, рыжая до безобразия, кости торчат, пальцы что те соломинки, и как не переломились ещё..." Мы сидели ровно под их окнами, делали препятствия на муравьиных тропах. Услышав монолог Элькиной бабушки, мы прижались к стене и заговорщицки прислушались...

Элеонора не любила, когда ее называли «Эля». Это имя — мягкое, податливое — никак не вязалось с ее характером. Но муж, Кирилл, почему-то упорно сокращал ее имя, словно пытался этим уменьшить саму Элеонору, сделать ее проще, доступнее. — Эль, я же не со зла, — привычно отбивался Кирилл, когда она в очередной раз указывала ему на эту оплошность. — Привычка. — Привычки меняются, — отвечала она, встряхивая стрижеными волосами, окрашенными в холодный пепельный оттенок. Квартиру на Садвой она действительно купила до свадьбы...