Огромные белые туши пытаются быть живыми, Но я пошевелиться не могу на чернильном дне. Они ласково поднимают меня, и я даю каждому имя. Мне казалось, что они вдруг стали серыми, Что грязь с моих рук поглотила их окончательно, Но кожа китов обратилась мерцающе- белым, И залечив свое тело болью, я стал только лишь привлекательней...