Эдуард легко поднялся на нужный этаж. Дверь в квартиру Эли была приоткрыта. «Последние штрихи к своей неописуемой красоте наводит. Ну, ну», — подумал Эдик и на всякий случай постучал костяшками пальцев о косяк двери — вроде и открыто, вроде и приглашают, ждут. Но вежливость ведь никто не отменял. — Эля, дорогая, рыба моя, это я. — Да, дорогой, проходи. Я уже скоро. Эдуард зашел. Прошел в комнату. Всё шло по плану. Даже лучше и быстрее, нежели он рассчитывал. С этой стер…, гхм, стерлядью, можно было бы и быстрее всё провернуть, но ведь некая правдоподобность всё же нужна...

Виктория всегда знала, что у её свекрови, Людмилы Григорьевны, была одна всепоглощающая, иррациональная и порой совершенно нелепая страсть — любовь к халяве. Эта страсть была не просто милой причудой пожилого человека, а целой жизненной философией, из-за которой в доме её сына и невестки регулярно случались мелкие и крупные неприятности. Но тот субботний день, начавшийся с пронзительного звонка в дверь, перевернул всё с ног на голову. Этот день стал точкой невозврата, после которой тихая, глухая война переросла в открытое, изматывающее сражение...