НАЧАЛО Что-то в Василии Петровиче тихо щелкнуло: не громко, не драматично, как ломается спичка. Тихий, сухой щелчок где-то за грудиной. И вместе с этим щелчком ушло все: и терпение, и культурность, и романтика, и благоговение перед Востоком, осталась только дикая, пронзительная, простая ярость советского человека, у которого отняли его законные восемнадцать квадратных метров. Он отступил от двери, вошел в гостиную, шум не утихал. Гуля, увидев его бледное, перекошенное лицо, сделала шаг навстречу:...