— Так, квартира — моя, дача в Подмосковье — твоя, машина — моя, — Андрей водил ручкой по листу, не поднимая глаз. — Тебе остается половина от вклада и украшения матери. Я смотрела на мужа, с которым прожила двадцать шесть лет. Думала о том, как легко он распоряжается нашей жизнью. Наверное, так же легко он три месяца назад сказал той девочке из своего отдела: «Люблю». Двадцать пять лет ей. Я помню себя в двадцать пять — думала, что знаю о жизни всё. — Все честно по закону, — добавил он, наконец подняв голову...

Я ехал домой, мысли уткнулись в ужин и кресло, как булавки. Серебристая машина шуршала по кольцу, наклейка «Ребёнок в машине» висела на стекле как плохая примета — напоминание, что где-то есть ответственность, и её нельзя выкинуть вместе с пробкой. Дорога напоминала устроенный базар: машины — закрытые лотки, водители — продавцы собственных раздражений. В зеркале мелькнул ржавый «жигуль» с термосумкой на крыше. Он залетел в ряд так, будто дорога была личным коридором для его выгод. Я нажал тормоз, бампер заскреб по бамперу, и в этот звук, как в слух мелодии, вписалась ненависть...