«Каждый раз, когда я меняю женщину, я должен сжечь ту, что была последней», – признался однажды Пабло Пикассо. Он верил, что таким образом избавляется от прошлого и возвращает себе молодость. Женщины для него были не людьми, а символами этапов, которые следовало перечеркнуть. Он открыто делил их на две категории: богини и тряпки для вытирания ног – причём первых очень быстро превращал во вторых. Он вдохновлялся их страданиями, питался слезами, ломал волю. Его гениальность как художника шла рука об руку с жестокостью и холодным эгоизмом в личной жизни...

Снова пошёл снег. Тяжёлые перья кружат, рассеивая ночь в серо-белый сумрак. Липнут на ветви, что похожи на скрюченные в агонии пальцы. Луиджина наблюдает за ними, вытянув руки к костру. Вокруг копошатся охотники, готовя лагерь и выставляя дозор. Причащённый не терпит расхлябанности. Сам он сидит с другой стороны костра и наблюдает за девушкой. Чего-чего, а мужского внимания она получила с избытком. Вот только причащённый смотрит иначе. Не как похотливое животное, но голодное. В глубине глаз мерцают красные искры, первая черта причащённого...