Все ради денег. Как уничтожали китов #история Двести лет назад мир сходил с ума по веществу, которое добывалось в результате кровавой охоты за самыми крупными животными планеты. Речь о китовом жире, который был главным топливом для ламп освещения вплоть до конца XIX века. Он горел ярко, стабильно и практически без запаха. Сам китобойный промысел был безотходным производством — жир похуже использовался в мыловарении, получше — в изготовлении свечей. Из китового уса делали корсеты и кнуты, а продукт пищеварения кашалотов — амбра, даже вошел в состав аромата Chanel № 5. Когда же был открыт керосин, рентабельность китовый охоты начала снижаться, равно как и количество китов, которых люди убивали ежегодно. Но не в Советском Союзе. До Второй Мировой войны на долю СССР в китобойном промысле приходилось лишь несколько процентов мировой добычи. Но все изменилось, когда после окончания войны Советский Союз получил от Германии в качестве репараций огромную и самую современную на тот момент китобазу «Викингер». Первый сезон охоты, правда, вышел неудачным — при планах в 3200 китов было убито всего 384. После этого руководитель советского китобойного промысла Алексей Соляник создает центры обучения китобоев и выбивает для своих работников отличные бонусы от государства — зарплаты в четыре раза выше среднего по стране, квартиры, машины и дачи. К концу 50-х годов в СССР строятся еще три огромных китобазы, самые большие в мире. СССР выходит на первое место по объемам добычи китового мяса, и полки советских магазинов заполняются китовыми консервами. Но проблема была в том, что на такое количество продукции китового промысла в СССР просто не было спроса. Однако Солянику это было неважно — государство поставило задачу увеличить добычу, значит надо увеличить. По официальной статистике советские китобои сначала добывали продукции на 40 млн. руб., а затем на 3 млрд. руб. в год, но мало того, что эта продукция не находила сбыт, так еще и практически все вырученные деньги китобойная отрасль тратила на себя же. Деньги уходили на строительство китобаз, ремонт, транспортировку, и огромные зарплаты для работников. К примеру, зарплата самого Соляника составляла 11 тыс. руб., на фоне средних 100 рублей по стране. К концу 1970х на долю СССР приходилось уже 43% добытых в мире китов, и Международная китобойная комиссия (далее — МКК) забила тревогу — мировое поголовье китов стремительно уменьшалось. Учитывая, что развитие технологий уже позволяло производить продукты, получаемые из китовых туш, искусственным путем, в 1986 году МКК ввела мораторий на добычу китов. Самые большие в мире советские китобазы стали использоваться для ловли рыбы, а с развалом СССР они были проданы на металлолом. Позже были обнародованы интересные факты. Советские китобойные суда в нарушение правил убивали всех китов, которые встречались им на пути, а не только тех, на которых были выделены квоты. Советские же отчёты для МКК фальсифицировались. Например, вместо 48 тыс. китов, забитых в антарктических водах в начале 1960-х годов, в МКК было сообщено лишь о 2710 особях. История, как по мне, очень грустная. Уничтожить мировое поголовье китов в обход мировых ограничений лишь для того чтобы заработать как можно больше денег и перевыполнить план. Сегодня мораторий на добычу китов продолжает действовать, но не выполняется тремя странами — Исландией, Японией и Норвегией. Они ведут коммерческую добычу животных, однако не на огромных китобойных базах, а на малых судах. А единственная в мире действующая японская китобаза по водоизмещению в 3,5 раз меньше самой маленькой из четырех, когда-то существовавших, советских китобаз. Простая экономика
Китобойный промысел был ужасным занятием, но он позволял вести комфортную и непринужденную жизнь, что шло вразрез самим фактом убийства китов. В середине 1800-х годов моряк по имени Чарльз Нордхофф оказался на палубе корабля, с ног до головы покрытый жиром недавно отправленного кита. «Все пропитано маслом. С рубашек и брюк течет отвратительная гадость. Поры кожи кажутся заполненными ею. Ноги, руки и волосы — все заполнено», — писал он позже в книге, основанной на его опыте. «От этого запаха и вкуса ворвани, сырой, и жгучей, нет спасения или убежища»...