Валентина всегда считала себя хорошей невесткой. Не идеальной — на это у неё не хватало ни терпения, ни актёрских способностей, — но достойной. Она помнила дни рождения, звонила по праздникам и никогда не забывала поинтересоваться здоровьем свекрови. А здоровье у Раисы Петровны было что надо — в свои семьдесят восемь она могла бы дать фору многим пятидесятилетним, но предпочитала культивировать образ хрупкой старушки, которую жизнь потрепала, как осенний лист на ветру. — Валечка, родненькая, — говорила она в трубку голосом умирающей Травиаты, — у меня такое горе...

– Машину купили, чтобы меня возить, так что ключи на базу! – потребовала свекровь, Раиса Петровна, протягивая свою сухую, унизанную перстнями руку. Елена замерла на пороге кухни, сжимая в ладони влажную тряпку. За окном шел унылый ноябрьский дождь, барабанил по карнизу, и капли, похожие на серые слезы, сползали по стеклу. Внутри квартиры пахло жареной картошкой и легкой, почти незаметной сыростью старого дома в центре Нижнего Новгорода. Этот запах был запахом ее жизни последние двадцать пять лет...