— Мам, почему бабушка Лида меня не любит? — спросила вдруг Вика, восьмилетняя, аккуратно укладывая учебники в рюкзак. Елена застыла, так и не донёс бутерброд до тарелки. Вопрос просто разрезал утро, повис между запахом кофе и скрипом табуретки — тяжёлый, внезапный, как камень, брошенный в гладкую воду семейного счастья. — Что ты такое говоришь, солнышко? Конечно, любит, — попыталась спокойно отмахнуться Елена, даже попыталась улыбнуться, вот только улыбка вышла какой-то натянутой, неловкой. — Не любит, — настаивала Вика, глядя в упор...

— Какого чёрта твоя мать роется в моём шкафу и выбрасывает мои вещи, пока меня нет дома? Я же просил не давать ей ключи от нашей квартиры! Вика, это мои личные вещи, почему я должен терпеть её самоуправство? — голос Дмитрия сорвался на рык, едва он переступил порог собственной спальни. Картина, открывшаяся ему, напоминала последствия обыска, только проводили его не люди в форме, а две женщины с фанатичным блеском в глазах. Посреди комнаты, на ламинате, который он сам укладывал прошлым летом, возвышались три туго набитых черных мешка...