Дым полыни вился густыми кольцами, окутывая Ирину бледной пеленой. Я вела тлеющим пучком вокруг её головы, плеч, вдоль спины, читая старый заговор на изгнание. Слова лились низким, монотонным напевом, вплетаясь в горький аромат. «Выйди, нечисть, из костей, из крови, из чрева…» Ирина сидела неподвижно, лишь пальцы, вцепившиеся в край стула, выдавали ее напряжение. «…отойди в места свои тёмные, в пустоты бесплодные…» На подоконнике развалился Прошка и усиленно делал вид, что спит, но чуть дергающийся хвост выдавал его...

Боль была неправильной. Острой. Елена Сергеевна Полякова лежала на полу в коридоре, и ее нога была вывернута под углом, которого быть не должно. Телефон в руке был еще теплым. Секунду назад в нем звучали короткие, равнодушные гудки. «Мам, я занят, не могу говорить». И щелчок. Егор даже не сказал «занят». Он выплюнул это короткое, деловое «з-занят». Как будто отмахивался от назойливой помехи. Она пыталась сказать: «Егор, я упала...» Но говорила уже в пустоту. Боль вернулась, пронзила от лодыжки до самого бедра...