— Мам, — сказал я, — это правда? Ответ ее был обыденным, даже без капельки волнения или вины передо мной: — Правда. А что такого? Да, я взяла твои деньги на ипотечный взнос, чтобы сделать младшенькому подарок. Это ж мы — мы семья. И деньги — наши деньги — семейные. — Я же не украла их у кого-то?! Я взяла их у тебя и сделала подарок сыну — а что? — Лешке двадцать лет как-никак исполняется. Ему же надо, он молодой. Сейчас без машины-то как? И на работу ему ездить, и по жизни — друзья же, девчонки...

— Я подаю на развод, Эдик. Ева произнесла это тихо, почти беззвучно, но слова повисли в воздухе, пропитанном запахом вчерашнего коньяка и жареной картошки, с оглушительной громкостью. Она стояла посреди их кухни, идеально вычищенной, где каждая кастрюлька знала своё место, и смотрела на мужа. Эдик, развалившийся в кресле с утренней газетой, медленно опустил её. Его лицо, обычно благодушное и слегка одутловатое, вытянулось в изумлении. Он моргнул раз, другой, а потом губы его дрогнули в усмешке. —...