Когда воздух над Волгой наливался летним зноем, Фёдор Степанович Крылов вытаскивал на крыльцо старое плетёное кресло и садился, щурясь на закатное солнце. Шестьдесят семь лет за плечами, а руки всё ещё помнили каждую мозоль от весла, от гаечного ключа, от штурвала баржи. Под шершавой кожей пульсировала живая река памяти, в которой, как и в настоящей Волге, были и тихие заводи, и стремнины, и омуты. — Нинка! — окликал он внучку. — Неси чай, окаянная! Нина выходила на крыльцо, неся деревянный поднос...

— Я больше не буду молчать, когда твоя мать врёт мне прямо в лицо! — выкрикнула Светлана, швыряя на стол документы из нотариальной конторы. Андрей застыл в дверном проёме кухни, его взгляд метался между женой и матерью, которая сидела за столом с невозмутимым видом праведницы. — Что за истерики, невестка? — Галина Петровна медленно подняла глаза на Светлану. — Я всего лишь оформила дарственную на сына. Это моя квартира, и я вправе распоряжаться ею как захочу. Три года назад Светлана считала, что ей повезло со свекровью...