— Ты это серьёзно сейчас сказал? — голос у Анастасии дрожал, но не от страха, а от злости. — Что значит «мама поживёт в доме»? В каком, Миша? В моём доме? Муж стоял у окна, хмурился, не глядя в глаза. За стеклом — серый октябрь, морось, лужи, грязь на асфальте, вороны каркают. Настя только что вернулась с работы, вся на нервах, а тут — вот оно. — Настя, не начинай, — сказал Михаил, упершись ладонью о подоконник. — Я же по-человечески прошу. Маме трудно. Ей влажно внизу, она кашляет. Врачи говорят — переехать бы ей...

- Мам, ты опять решила встать на его сторону? — Олеся стояла прямо перед матерью и чувствовала, как губы начинают дрожать от подкатывающих слез. - Олеся, ну что значит опять? И потом, ты не права! В этой ситуации ты точно не права, дочка! — возразила Ирина, мать девушки. - Мама, это были мои продукты! Мы с вами договорились, и я не миллионерша, чтобы кормить чужого человека! — снова возмутилась Олеся, но на этот раз уже едва сдерживая слезы. - Во неблагодарная! Я тебя растил, кормил, а ты теперь кусок сыра с колбасой жалеешь?! — послышался из комнаты полутрезвый голос Николая, отчима девушки...